ИВАН IV ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ (в иночестве Иона) (1530-1584) - великий князь московский с 1533, первый венчанный на царство (1547) русский царь, сын Василия III Ивановича и Елены Васильевны Глинской. Родился 25 августа 1530 в с.Коломенское под Москвой.
Нет однозначной точки зрения, был ли он деспотом, кровавым тираном или же мудрым, рассудительным патриотом своей родины?
1. Издание 2013г. Интересна рассмотрением широкого круга источников и трудов историков, начиная с современников и заканчивая 2009г. To view the link Register
2. Относительно свежий взгляд на Ливонские войны, издание 2018г. К сожвлению, ссылка -на Литрес, бесплатной не нашел. To view the link Register
3. Для совсем-совсем интересующихся.
Подробнейшее препарирование переписки. Издание 2007г. To view the link Register
В том то и дело. Это ведь только истина одна, а вот правда - она, знаете ли, у каждого своя. Это касается и Джучи Ибн Бортэ и теории Дарвина и сабжа в частности.
Есть же...концепция, что Москва-наследница Золотой Орды. Правда, ни в Московском царстве, ни в РИ, ни в СССР она не могла найти понимания.
Потому что эта "концепция" - чистой воды евразийская бредятина. Не случайно данная "концепция" в слегка переработанном виде вошла в труды небезызвестного академика Фоменко и его соавтора Носовского.
konrad karlovich
А Саин-Булат был племянником сабжа по покойной жене, Марии Темрюковне. Сыном ее сестры. Возможно, этим и был обусловлен выбор ...дубля царя.
Кстати, это отметил А.В. Беляков в своей монографии "Чингисиды в России XV - XVII веков: просопографическое исследование":
цитата (Reveal)
Позднее в России оказались ближайшие родственники Шах-Али, скорее всего, его двоюродные братья, внуки Бахтияра — Тохтамыш (1557 г., упоминается до 1562 г.) и Бекбулат (Бек-Пулад, Бек-Фулад) (1561 г., упоминается до 1566 г.). В.В. Трепавлов считает их родными братьями. Летопись и посольские книги упоминают, что родными братьями были Тохтамыш и Бекбулат. В посольской книге Тохтамыш назван ближним родственником Шах-Али. В родословных книгах XVI в. выстраивается следующая генеалогия: Бекбулат (Камбулат) - б. Бахтияр (Багатыр) - б. Ахмед (Седи-Ахмед). Б. Ишболдин также называет Бахтияра отцом царевича. По нашему мнению, Бахтияра следует считать не отцом, а дедом царевича. До выезда оба царевича некоторое время жили у ногайского бия Исмаила б. Мусы. Бекбулат выехал в Россию 15 июня 1561 г. вместе с Марией Темрюковной, хотя переговоры начались еще в 1558 г. После чего он почти сразу исчезает из документов. Его сестра (родная, двоюродная?) — жена ногайского мирзы Асанака б. Кошума (Хаджи-Мухаммеда). Документы донесли до нас имена трех его жен: Алтын-сач (дочь кабардинского князя Темрюка Айдарова), Гюнгелан (княгиня Дюнгеман) и сестра ногайского мирзы Газы б. Урака. Известен его сын Саин-Булат (Симеон Бекбулатович), родившийся от Алтын-сач, родной сестры Марии Темрюковны, еще до выезда в Россию...
Саин-Булат б. Бекбулат (до 1561-5 января 1616 или 21-22 декабря 1615 гг.92) являлся касимовским царем в 1570 - 1573 гг. В 1573 г. он крестился с именем Симеон (Симеон Бекбулатович). В 1575 - 1576 гг. — «великий князь всея Руси», далее — великий князь Тверской. У него упоминаются шестеро детей — Федор, Дмитрий, Иван, Евдокия, Мария, Анастасия, все они умерли еще при жизни своего отца. Через свою мать Симеон оказался в родстве и свойстве с Романовыми и Кучумовичами. Третья дочь, Темрюка Айдарова Малхуруб, стала женой ногайского бия Дин-Ахмеда б. Исмаила. В свою очередь, одна из дочерей Дин-Ахмеда, Хан-заде, стала супругой сибирского царевича, впоследствии царя Али б. Кучума. Таким образом, Саин-Булат с самого начала должен был занять особое положение на новой родине как племянник Ивана Грозного. Это позволяет по-новому взглянуть на историю с его «великим княжением».
Я, правда, полагаю, что более подходящие для нашего сабжа кандидатуры - "цари" Александр Сафа-Гиреевич и Симеон Касаевич к 1575 году уже умерли, не оставив мужского потомства. Пришлось нашему Иванушке выбирать между Симеоном Бекбулатовичем и Михаилом Кайбуловичем.
Bahamutto
В том то и дело. Это ведь только истина одна, а вот правда - она, знаете ли, у каждого своя. Это касается и Джучи Ибн Бортэ и теории Дарвина и сабжа в частности.
Что касается "предателя" Курбского, то тут можно и поспорить. В парадигме тогдашних представлений о боярской службе вассал имел полное право поменять неадекватного сюзерена на более вменяемого. Тем более, что и сам Иванец держал при себе в своем "Опричном"/"Особом" Дворе аналогичных Курбскому "предателей", правда, с противоположной стороны - Васю Зюзина, Воейковых, братьев Львовых-Брянцевых и т.д. Да и сам Иванушка по маме был внуком "зрадника" - князя Василия Львовича Глинского.
Все-таки мне кажется правом на отъезд можно было воспользоваться только во время мира.
К тому же требовалось разрешение сюзерена либо, как минимум, наличие в мирном договоре соответствующей оговорки ("а слугам вольным меж нами воля"). Без этого отъезд, да ещё и на службу к недружественному правителю КМК мог рассматриваться как предательство. В случае с Курбским ничего этого не было, а было по сути бегство. Как впрочем и в случае с "дядей Мишей" Глинским. Там "букет статей" ещё даже покруче будет (вооружённый мятеж и т.д.).
Без этого отъезд, да ещё и на службу к недружественному правителю
на это право отъезда уже в начале 16 века наложили лапу что московский, что литовский монархи. Если не ошибаюсь, ок.1508г. в Литве Сейм одобрил закон, по которому отъезжанты лишались владений. Учитывая многочисленные прецеденты, было с чего принимать. На Москве, если не ошибаюсь, крупный прецедент случился в 1534г., когда отъехали окольничий И.В.Ляцкой и кн.С.Ф.Бельский с большой группой детей боярских. Вопрос в том, как смотрели на это ущемление старины сами фигуранты. Что Курбский считался изменником царем-безусловно, вероятно и большинством его подданных-тоже.
Но вот такой аргумент А.И.Филюшкина, касающийся сотворения Карамзиным образа "самого страшного тирана российской истории":
Spoiler (expand)
Но для Карамзина Курбский стал источником высшей инстанции, заслуживающим несомненного доверия (он ни разу не усомнился в достоверности сведений, сообщаемых беглым князем). Видимо, особое впечатление на историографа произвела роль, которую себе приписал Курбский: беглец от тирана, борец за свободу и против тирании, обличитель деспота с нравственных позиций – всё это было Карамзину очень интересно и, видимо, духовно близко. Несомненно, созвучен Карамзину был и стиль, слог Курбского, поиск морально-нравственных объяснений – то, чего ему так не хватало у
скучных и богобоязненных летописцев. Что касается вопроса о достоверности, Карамзин рассуждал так: «Изгнанник Курбский имел, конечно, злобу на царя, но мог ли явно лгать перед современниками в случаях, известных каждому из них? Он писал для россиян, которые читали сию книгу с жадностию, списывали, хранили в библиотеках… такой чести не оказывают лжецу» [10, примеч., с. 4, примеч. 3]. Историограф здесь слукавил скорее не по злому умыслу, но по незнанию. Все списки сочинения Курбского относятся к ХVII–XVIII векам [6] – то есть русские современники Ивана Грозного не читали Курбского. Князь писал для Речи Посполитой, а в Россию его тексты проникли после Смуты, когда его
«ложь» обличать было уже некому.
несколько размывается рассуждениями Я.С.Лурье, сделанными задолго до публикации цитированной статьи Филюшкина.
О возникновении и складывании в сборники переписки Ивана Грозного с Курбским (Reveal)
Что же нам известно о назначении и путях распространения посланий «государевых изменников»? Можно ли предполагать, что и они, подобно Посланию царя, были рассчитаны на «все Росийское государство»? Естественно, что пока Курбский и его друзья находились на Руси, распространение подобных посланий грозило бы им смертельной опасностью. Но, бежав за границу, Курбский, Тимоха Тетерин и другие не только писали, но, естественно, стремились послать свои сочинения на Русь. Как бы ни представить себе роль Василия Шибанова в доставке послания его господина царю, едва ли можно сомневаться в верности летописного известия о том, что Шибанов был задержан в районе военных действий; если у него было с собой Послание Курбского, то, очевидно, не для до ставки лично царю, а для тайной передачи каким-то русским посредникам. В научной литературе не раз цитировалась и записка Курбского в Печерский монастырь, посланная, очевидно, уже после бегства, в кото рой он просит некоего адресата вынуть «писание», запрятанное «под печыо страха ради смертного», и отослать его «любо к государю, любо к Пречистой в Печеры».О том, что послания русских «крестопреступников» становились известными не только их формальным адресатам, но и иным читателям, свидетельствует и то обстоятельство, что Иван IV отвечал Тимохе Тетерину на его письмо Морозову и цитировал, по-видимому, в ответе Курбскому его Послание в Псковско-Печерский монастырь.
Послания Курбского и Грозного, очевидно, проникли в русскую рукописную традицию независимо друг от друга: их версии, читающиеся в отдельных списках, не восходят к единому сборнику. Хождение сочинений обоих антагонистов по «Росийскому государству» подтверждается заголовком послания Грозного и отражением творчества «крестопреступников» в литературных памятниках XVI в. Возможность хождения посланий Грозного и Курбского в качестве своеобразных «открытых писем» подтверждается существованием произведений сходного типа в России XVI в. Обращение во «все его Росийское государство» не противоречило воззрениям царя, выраженным в его Первом послании: напротив, заявляя о своей готовности «не токмо до крови, но и до смерти пострадати» за своих «подовластных», царь постоянно, явно и косвенно, обращался в нем к этим «подовластным». Однако хождение обоих посланий в XVI в. едва ли было широким и длительным: послания Курбского в годы опричнины были, конечно, запретной литературой и распространение их грозило смертельной опасностью; Послание царя также, очевидно, распространялось в довольно узких кругах — с целью противостоять враждебной агитации «крестопреступников»
Какой же это флуд? Как раз наоборот, всё "разжёвано и в рот положено", ибо чёрным по белому и на человечьем языке изложено про так назывемую "легитимность" джучидов и пост-Батыевских русских князей, причём как с юридической, так и с биологической точки зрения. И методологично ли отрицать эти вполне объективные аспекты исторического процесса? Понятное дело, когда оппоненту на всё сказанное ответить попросту нечего, он, нередко, прибегает к какой-то вне-научной полемике, безосновательно обвиняя собеседника в том, в чём сам же и виноват, однако это, как нетрудно догадаться только лишь полнее характеризует "обвинителя".
Думаю, будет небесполезным вставить ссылки на относительно нестарую литературу по теме в шапку . Первые две, в большой степени, касаются Ливонской войны. Но и эта тема неотделима от изучения лично сабжа, поскольку его деятельность рассматривается глазами и современников, и последующих историков.
1. Издание 2013г. Интересна рассмотрением широкого круга источников и трудов историков, начиная с современников и заканчивая 2009г.
Думаю, будет небесполезным вставить ссылки на относительно нестарую литературу по теме в шапку
С этим согласен...
Сам то я больше "юзал" литературу ещё советского времени... Когда-то... А вот с относительно новой - не знаком... Разве что, что-то по военному делу встречалось и читалось... Но и это было уже давненько...
Поскольку речь заходила о реакционной "боярской оппозиции" прогрессивной власти монарха и "изменщицком гнойнике", то вот некоторые замечания В.В.Пенского, известного весьма лояльным взглядом на сабжа, из его последней книги:
В.В.Пенской. "Иван Грозный. Начало пути. (Reveal)
Говоря о политическом кризисе времен «боярского правления», необходимо отметить четко обозначившееся в последние десятилетия смещение акцентов в оценках характера борьбы за власть при дворе малолетнего Ивана IV. На смену прежнему, «классическому» «дискурсу», который установился в старой советской историографии (последняя долгое время рассматривала события 1533–1547 гг. как результат столкновения интересов «прогрессивного самодержавия», которое продвигало вперед дело создания и совершенствования централизованного Русского государства, и боярства, в своем стремлении сохранить традиции удельной старины олицетворявшего собой «феодальную реакцию»), пришло новое течение.
Впрочем, «новым» его назвать довольно сложно, поскольку, собственно говоря, оно представляет собой в значительной степени хорошо забытое старое. Патриарх отечественной исторической науки С.М. Соловьев, рассматривавший историю Русского государства как результат столкновения двух основополагающих начал, родового и государственного, тем не менее подчеркивал, что в годы «боярского правления» московские бояре и княжата (в лице тех же князей А.М и И.М. Шуйских) «в стремлении к личным целям… розрознили свои интересы с интересами государственными, не сумели даже возвыситься до сознания сословного интереса»[251]. В.О. Ключевский также указывал на то, что бояре, имея возможность устроить государственные дела в соответствии со своими политическими идеалами (суть которых в общих чертах передал в разговорах с Максимом Греком Берсень Беклемишев), «разделившись на партии… повели ожесточенные усобицы друг с другом из личных или фамильных счетов, а не за какой-либо государственный порядок». В довершение всего С.Ф. Платонов, доводя до логического завершения высказанные мэтрами идеи, в 1923 г. писал о том, что «все столкновения бояр представляются результатом личной или семейной вражды, а не борьбы партий или политических организованных кружков»[253].
Сторонники этого нового историографического направления исходили из того, что не стоит искать в действиях бояр глубокого исторического смысла и политического подтекста, тем более, как бы сейчас выразились, концептуального. Как писал отечественный историк В.Б. Кобрин, «приходя к власти, боярские группировки вовсе не предпринимали попыток для возврата к временам феодальной раздробленности», поскольку их цель состояла в другом – «власть над всей страной, над единым государством», и за эту власть они боролись друг с другом, не особо задумываясь над выбором средств и методов этой борьбы. Цель, в конечном итоге, оправдывала все, а летопись, в случае необходимости, можно было и отредактировать в нужном духе. Схожие идеи высказал в 1987 г. и А.Л. Юрганов, поддержавший мнение С.Ф. Платонова и не согласившийся с мнением И.И. Смирнова, который стремился увязать борьбу бояр за власть в эпоху малолетства Ивана Грозного с их попытками разрушения аппарата централизованного государства и отката назад, во времена удельной старины.
Это «новое» «старое» течение нашло своих приверженцев и за рубежом, причем существенно раньше, чем в России. Еще в 1970 г. немецкий историк Х. Рюс не согласился с концепцией И.И. Смирнова, а в 1987 г. Н. Коллманн обратила внимание на ту роль, которую играли брачно-семейные и родственные отношения при московском дворе, подчеркнув, что близость к трону и, следовательно, возможность влиять на принимаемые политические решения определялись степенью родства с правящим домом. «Московская политическая система, – писала она, – была основана на близких отношениях: родственные связи, брачные союзы и патронаж обеспечивали ее стабильность». Однако эта стабильность носила неустойчивый характер, продолжала она, поскольку система имела открытый характер, и вливание в нее свежей крови со стороны неизбежно вело к возникновению конкуренции между «старой» и «новой» элитами, так что политический порядок характеризовался одновременно и как стабильный, и как динамичный. И еще один важный тезис американской исследовательницы – она рассматривала политические конфликты при московском дворе как результат поиска баланса интересов между придворными группировками, которые формировались не по политико-идеологическим соображениям (как политические партии и движения Нового и Новейшего времени. – В. П.), а на основе родственных и брачно-семейных отношений, патронажа и личной преданности9 Таким образом, попытки одних аристократических кланов и домов, опираясь на близкие отношения с правящим монархом и династией, «замкнуть» на себя властные, финансовые и иные потоки, гарантировав тем самым себе доминирование и при дворе, и во власти, неизбежно вызывали недовольство других группировок, лишенных этой возможности. И эти последние, при первой же возможности, неизбежно должны были попробовать пересмотреть не устраивавший их порядок вещей. Вряд ли стоит искать в этих действиях некую глубокую политическую подоплеку в духе политических теорий Нового времени – все-таки перед нами вполне традиционное общество с доминированием горизонтальных связей над вертикальными, общество, как уже было отмечено выше, чтущее и почитающее традицию. И в рамках этой традиции смерть монарха или неспособность его в силу разных причин (к примеру, тяжелая болезнь или малолетство – как в случае с Иваном IV в 1533–1547 гг.) выполнять функции верховного арбитра, распорядителя и устроителя, давала шанс на пересмотр сложившейся к этому времени системы отношений при дворе.
Вроде как, есть на Флибусте, но мне туда не зайти. А на Литресе- ок.350р.
Изложенная в 1-й главе, озаглавленной "Черная легенда", историография вопроса , есть, на мой взгляд, развернутый пересказ тезисов Филюшкина из его статьи о Карамзине как создателе "мифа русской истории вообще" и исследования "Андрей Курбский".
Spoiler (expand)
«Историограф поставил вопрос о достойности правителя, – писал А.И. Филюшкин, – его высшем праве занимать престол. С одной стороны, „на троне не бывает предателей“, то есть монарх по определению патриот и радетель за Отечество. С другой стороны, он может быть слаб, неопытен, недостаточно умен, наконец, испорчен, сбит с истинного пути злыми советниками. И тогда он теряет моральное право править своими подданными. Эта проблема компетентного, правильного правителя, обозначенная Карамзиным, была актуальной и в ХIХ веке и остается таковой по сей день. Цель правления – „править во благо людей“, власть должна находить одобрение и поддержку в народе, иначе она ничего не стоит…». Эти вопросы, поднятые «последним летописцем», соответствующие ситуации, описанные со всем блеском его литературного таланта, яркие и запоминающиеся, поражающие воображение читателя своим мрачным трагизмом, пришлись, что называется, ко двору. Данные же «последним летописцем» ответы на них, несмотря на все возражения критиков карамзинского исторического метода, прочно утвердились в общественном сознании (настолько, что критика не имела успеха, не сумев поколебать морального и нравственного авторитета Карамзина). Сила образа царя-тирана, нарисованного Карамзиным, оказалась настолько велика, что и по сей день, безусловно, господствует в общественном сознании и не сдает позиций в научном сообществе.
Интересно, что ответа на вопрос, ПОЧЕМУ возражения критиков не имели успеха. На мой взгляд, одним талантом Карамзина дело не объяснишь. Или среди поклонников сабжа не нашлось талантливого автора?
Кстати, при изложении и комментировании событий детства и юности ни о каком "реакционном и предательском боярско-поповско-дворянском заговоре" В.В. Пенской не сообщает, все суть межклановые интриги при отсутствии арбитра и координатора, коим не мог быть ребенок.
И, как на грех, в основе рассказа Пенского явно проявляются заданные сочинением кн. Курбского объяснения. Мажорские выходки юного Ивана, поощряемые боярами, Курбским и описаны. И вспышки насилия между боярскими кликами, случавшиеся при дворе в малолетство сабжа, вполне влияние оказали. Собственно, похоже, хоть и не во всем, вел себя Петр наш Великий, при попустительстве маменьки. Его дед или отец живо бы от родителей по сусалам огребли.
А уж при описании событий до "большого московского пожара" карамзинская концепция "двух Иванов" видна просто во всем. Поскольку пацан был впечатлительный, экзальтированный, а при этом и начитанный, благодаря влиянию митрополитов , пожар и произошедшее явление вооруженных москвичей для ...общения с ним, настолько потрясли царя, что
Spoiler (expand)
Светлая сторона его натуры после июньского 1547 года пожара и бунта постепенно начала оттеснять на второй план темную. В жизни и самого Ивана, и Русского государства, персональным олицетворением которого он являлся, и русского общества произошел перелом. Занималась заря новой эпохи, которая получила характерное прозвище «время реформ».
Этим книга и заканчивается, о предательской деятельности Адашева, Сильвестра и прочих лиц ничего нет.
Основная масса идей , высказанных в книге, базируется на книгах М.М. Крома "Вдовствующее царство" и " Рождение государства. Московская Русь XV–XVI веков.", а также биографии сабжа от Б.Н. Флори. . В книге Пенской гораздо менее категоричен в "отбеливании" Памятника , чем в ЖЖ.
Целеустремленные люди, стремящиеся обличить клевету англо-папского шпиона на нашего Памятника нашли АРГУМЕНТ!
Это-отсюда, где автор поста в ЖЖ приводит отрывок из статьи И.В.Дубровского "Два исследования по истории устной культуры Московского царства". To view the link Register
Только, форумчане, если кто захочет использовать, очень рекомендую и саму статью Дубровского прочитать.
Автор заметки в ЖЖ прямо указывает, что переводчица трактатов Поссевино на русский напутала с авторством трактата "Московское посольство". Об убиении царевича и сопутствующих обстоятельствах и заметке нет ничего, потому как блогера занимает другой предмет А искомый слух содержится в трактате "Московия", книга II. Авторство Поссевино Дубровским не отрицается.
. Первые две, в большой степени, касаются Ливонской войны. Но и эта тема неотделима от изучения лично сабжа, поскольку его деятельность рассматривается глазами и современников, и последующих историков.
. В книге Пенской гораздо менее категоричен в "отбеливании" Памятника , чем в ЖЖ.
